Глава 29

От штаба полка до стоянки самолётов я добежал бегом. Сущий пустяк восемьсот метров. В герметичной кабине самолёта правый лётчик, штурман, бортовой инженер и радист играли в преферанс. Стрелок и техник по десантному оборудованию резались в нарды.
- Мы летим, - обрадовал я свой экипаж войдя в тесную кабину. – Это хорошая новость, вторая чуть хуже - у нас очень мало времени на подготовку.
- Так мы готовы, - вяло ответил штурман, нехотя откладывая карты в сторону.
- Мы готовы к перелёту, а не к командировке. А это две большие разницы. Поэтому слушайте боевую задачу. Серёжа, - я повернулся к второму пилоту. - Как только переоденешься в гражданское, дуй в магазин детского питания и купи как можно больше пачек сухого молока «Малыш». Не меньше парашютной сумки.
Мой помощник молча кивнул головой.
- Радист и стрелок, на вас лежит задача найти и купить опреснитель морской воды. Тоже по-максимуму. Вадим, на тебе сгущёнка, добудь сколько донесёшь. Гена, я помню у тебя есть знакомый на вещевом складе, купи у него форменных рубашек. Ну и вы все, - я обвёл взглядом моих подчинённых. - Поскребите по углам, все форменное, что не износили до дыр, завтра должно быть на борту.
- Командир, что это за странный подбор запасов? Опреснитель морской воды, детское питание, сгущёнка и форменные военно-морские рубашки? – спросил меня радист прапорщик Оноприенко.
- Коля, ты во Вьетнаме был? Не был, - ответил я сам себе за радиста. - И я не был. А вот опытные транспортники говорят, что два–три килограмма опреснителя мы запросто можем обменять у вьетнамцев на видеомагнитофон или игровую приставку. Две банки сгущёнки легко меняются на один пузырь рисовой водки. Одна форменная рубашка равна уже пяти бутылкам. Понимаешь? Нам таможня в Ташкенте спиртное с собой взять не даст, а сгущёнку пожалуйста. И к рубашкам таможенники прикопаться не смогут. Сечёшь?
- Значит мы будем специализироваться на электронной аппаратуре и водке, я тебя правильно понял, командир? – спросил меня Васильев.
- Вадик, - ласково ответил я ему. - Мы будем специализироваться на деньгах, а что нам принесёт деньги значения не имеет. Я, лично, предпочёл бы жемчуг и женские украшения из золота, но если я увижу, что на аппаратуре мы заработаем больше, то будем заниматься электроникой. Разговор считаю законченным. Разбегайтесь по домам. Жду вас в лётной столовой на завтраке в шесть утра.
Через пять минут под самолётом остались только бортовой техник и я.
- Гена, надо поговорить, - сказал я Рыбникову когда он закрыл входную дверь на замок.
Бортовой техник по прежнему стоял на лестнице перед дверью и возился с пластилином. Ему ни как не удавалось скрепить две верёвочки своей печатью. Пластилин расплавился на солнце и расползался в разные стороны под давлением латунной печати.
Плюнь ты на неё, - посоветовал я Геннадию.
Я уже плевал, не помогло, - ответил Рыбников.
- Да, нет. Я в смысле, брось так. Ни черта за ночь с самолётом не случится.
- Ну, да. Дежурный по стоянке части меня даже ночью поднимет, если увидит, что самолёт не опечатан.
- Хорошо, мучайся и слушай. Ты сможешь за ночь раздобыть ртуть?
- Ртуть? – переспросил меня Рыбников с изумлением.
Я кивнул.
- Зачем тебе ртуть?
- Это самый ценный обменный продукт во Вьетнаме. Я не знаю зачем он узкоглазым, но говорят, что он там дороже золота.
- Командир, ртуть я конечно могу найти, но во-первых - она и здесь дороже золота, а во вторых - может не стоит связываться? Уж очень это опасный продукт. Суди сам, если на границе мы сгорим с детским питанием или с опреснителем морской воды, то отделаемся выговорами, а если нас прихватят со ртутью, то сядем все. Или ещё того хуже, отравимся.
- Ладно. Забудь. На первый раз хватит и того, что я перечислил ранее.

В четверг, с посадкой для дозаправки в Иркутске, мы долетели до Ташкента. Переночевали, успешно прошли таможенный и пограничный контроль, взлетели и взяли курс на пакистанский город Карачи. Аккуратно обходя горные вершины, острые и заснеженные пики которых едва не достигали наших крыльев, мы стремились как можно быстрее достичь долину реки Инд. Совсем недавно в этой гористой местности разбился московский экипаж, возвращавшийся из Ханоя.

Взлетев в свой последний полёт в Карачи, москвичи, пройдя между Пешаваром и Исламабадом, на высоте восемь тысяч метров попали в очень сильную грозу. Диспетчерская служба Пакистана, вместо того чтобы помочь экипажу обойти очаги обледенения, потребовала строго выдерживать маршрутный коридор полёта. Не имея права на маневр по своему усмотрению экипаж, стеснённый условиями гор, обнаружил впереди себя широкую полосу града и поздно принял решение на разворот.
Ледяные шары, размером с куриное яйцо, пробили масляные радиаторы трёх двигателей из четырёх. Во время разворота, повреждённые двигатели поочерёдно остановились. Самолёт, потеряв семьдесят пять процентов тяги, с креном и снижением на высоте пять километров врезался в гору, в районе города Читрал. Ребята материли всех и всё когда осознали, что это конец. Их речь жутко было слушать даже привыкшим к таким ситуациям членам комиссии, расследовавшим причину трагедии. Каково же было лётчикам, ознакомившимся с содержанием магнитофонной записи после детального разбора катастрофы? Это невозможно передать словами.
Обычно экипажи гибнут молча. Лётчики борются за спасение самолёта до конца, а все остальные члены экипажа свято верят в их мастерство. Иногда врезаются в гору в облаках при заходе на посадку, не успевая даже нажать кнопку микрофона. А бывает, за одну или две секунды до удара один из пилотов осознав, что спасения нет, скажет какое-нибудь грубое слово. Переводилось оно, в рамках общепринятой разговорной лексики, по-разному, например: "Это конец", или "Приехали", или "Всё", или "Эх". И уж совсем редко экипаж теряет веру в спасение на таком раннем этапе. Собственно, уже после отказа второго двигателя, шансы московского экипажа на спасение понизились до нуля. А когда после падения давления масла ниже критического автоматически встал во флюгерное положение третий, они все сразу поняли, что это за ними пришло то грубое слово, которое имеет так много переводов. И унесёт оно их всех с собой. Поэтому и ругались они последними словами перед смертью, в течение четырёх минут, пока снижались в крене с восьми тысяч метров до пяти.
Не лишним будет вспомнить о том, что погибшие ребята имели на руках точный прогноз погоды по маршруту. Но то ли их жадность заела, ведь в случае незапланированной ночёвки в Карачи, каждому члену экипажа пришлось бы заплатить по пятьдесят долларов за гостиницу, то ли русский "авось проскочим", сыграл с ними злую шутку. Неизвестно. Ясно лишь то, что они приняли осмысленное решение лететь через грозу, не имея запасного аэродрома.

Благополучно долетев до Карачи, мы заправились, и вновь взлетев, взяли курс на бирманский город Мандалай. Пролетая над территорией центральной Индии, я не мог не вспомнить о другой несчастной лётной судьбе. Где-то там, далеко внизу, гниют сейчас в тюрьме, среди вшивых индусских уголовников, шестеро русских парней, ввязавшихся в коммерческую авантюру.
Экипаж небольшого транспортного самолёта АН-26 был нанят британским подданным в Шри-Ланке, и вылетел с грузом ящиков из городка Тирикунамалая, расположенного на севере острова Цейлон. По плану, представленному англичанином, они должны были приземлиться в индийском городе Мадрас и сдать там груз. Но как только самолёт достиг берегов Индии, заказчик потребовал снизиться до "тысячи пятьсот" и открыть грузовую рампу. Постоянно сверяя карту с очертаниями пролетаемой местности и будучи заранее ознакомленным с системой сброса грузов, он, управляя транспортёрной лентой из грузового отсека, сбросил ящики на джунгли.
Из-за несоответствия единиц измерения, находящихся в обиходе у граждан Её Королевского Величества и у "товарищей" из восточной Европы, произошла роковая для экипажа ошибка. Хозяин груза дал экипажу команду на снижение до "тысячи пятисот", подразумевая футы, а наши лётчики заняли полторы тысячи, но, естественно, в метрах.
Сброшенный с высоты, в три раза превышающей расчётную, груз на парашютах спустился далеко от того места, где его ожидали. И попал в руки правительственных войск.
В ящиках, как не трудно догадаться, было оружие.
Самолёт благополучно приземлился в Мадрасе. Заказчик рассчитался с командиром воздушного корабля наличными деньгами и ушёл, а экипаж в полном составе был арестован индийской службой безопасности в гостинице вечером того же дня.
Верховный суд Индии постановил: казнить всех шестерых пособников террористам. И только традиционно дружеские межгосударственные взаимоотношения Советского Союза и Индии остановили топор палача.
Опять чёрт-те о чём думаю в полёте. Серёжа спит. Радист ушёл в герметичный отсек играть в нарды с бортовым техником. Связь ведёт прикомандированный к нам на этот полёт бортовой переводчик. Вот у кого отличная служба. Это даже не служба, а сплошной мёд. Летает он только за границу. Кроме ведения радиосвязи на английском языке, других видимых обязанностей нет. А невидимая только одна: аккуратно записывать всё, что происходит в экипаже, к которому прикомандирован во время его нахождения за пределами Родины, и после возвращения на родную базу предоставить полный отчёт в "особый" отдел военной контрразведки. Слава богу, мне не придётся таскать его за собой по Вьетнаму. Потому, что вся авиационно-диспетчерская служба Демократической Республики прошла курс обучения в Советском Союзе и способна вести радиообмен на русском языке.
Прошли Бангладеш, до Мандалая остался один час полёта. Там мы должны заправиться и, если не будет задержки с топливом или погодой по маршруту, то сразу вылететь на Ханой.


Глава 30

Первое утро во Вьетнаме. Познакомились с местным военным начальством и объёмом предстоящей работы. Как мы и предполагали, нас послали сюда не на курорт. Короткие перелёты скорее подошли бы для малого транспортного самолёта АН-26. Но груза всегда было так много, что порой мы не вмещали его в свой транспортный отсек, а он был втрое больше, чем на маленьком "Антоне".
Вот и на этот рейс мне поставили задачу перевезти кондиционеры из Хайфона в Хошимин. Диспетчер предупредил заранее, что я должен забрать их, как можно больше. Я спросил его:
- А сколько их там всего?
- Из Одессы пришёл корабль с грузом. Сколько он мог привезти кондишек? Представь себе сам.
Только я вышел из диспетчерского пункта, как меня окружили местные жители. Как они узнали о моём предстоящем полёте, ума не приложу. Осведомлены вьетнамцы были хорошо. Они точно знали мой конечный пункт маршрута и, суя со всех сторон деньги, принялись уговаривать меня отвезти их завтра в Хошимин. Стараясь не останавливаться, я дошёл в их окружении до нашей аэропортовской гостиницы. У входа в неё стоял вьетнамский солдат с автоматом. За несколько шагов до двери мои сопровождающие остановились как вкопанные. Словно невидимая стена встала между ними и мной.
Эта стена называлась - часовой. Он стоял как монумент, как будто всю свою жизнь служил в роте почётного караула, охраняя мумию Ленина в Москве или Хошимина в Ханое. Если бы я не рассматривал его так внимательно, то не смог бы уловить едва заметное движение, которое он сделал. Ствол "калашникова" лишь качнулся в сторону моих завтрашних пассажиров, и они тут же отступили на пару шагов назад. Прямо как заворожённые бандерлоги при виде удава. Я усмехнулся своему сравнению, вспомнив книгу Редьярда Киплинга "Маугли".
Найдя в гостинице своего помощника Серёжу, я вывел его на улицу, показал на толпу сидевших на земле вьетнамцев и сказал:
- Составь списки пассажиров, желающих лететь завтра утром с нами. Предупреди их, что полетим в Хошимин через Хайфон. Собери с них деньги и скажи, чтобы к восьми часам утра все были здесь. Всё ясно?
- Нет. Сколько пассажиров мы возьмём и по сколько денег брать с каждого?
- Они все такие худосочные, - я прикинул в уме, сколько они могут весить? В среднем получалось килограмм по пятьдесят, не больше. - Думаю, человек тридцать в кабину впихнуть мы сможем. Сколько денег взять с них за перелёт я не имею никакого понятия. На первый раз возьми столько сколько дадут, но не меньше, чем по двести тысяч донгов с носа. Ещё вот что, я выберу себе "обезьянку", по-симпатичней, ты её в списки внеси, а деньги за полёт не бери. Она мне сполна собой заплатит.
- А мне можно? - мечтательно спросил мой помощник.
- В другой раз.
Сергей ушёл в свой номер за чистым бланком пассажирского списка, а я пошёл к вьетнамцам ожидающим нашего решения. Как только мной была пересечена невидимая граница, они быстро поднялись на ноги и опять все разом загалдели. Я скривился как от зубной боли, а затем, заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Толпа сразу притихла.
- По-русски понимаете? - спросил я их.
Кандидаты в пассажиры дружно закивали головами. Кто-то даже попытался с жутким акцентом сказать: "Понимаема, понимаема, командира".
- Полетят тридцать человек. Кто? Решайте сами.
Я обвёл их взглядом, нашёл хорошенькую девушку, поманил её пальцем к себе. Она послушно засеменила в мою сторону, опустив взгляд на землю и держа в руках корзину со своими вещами.
- Студентка? - спросил я её.
Она кивнула головой, продолжая смотреть себе под ноги.
- Хочешь поехать к маме на каникулы в Хошимин?
Вместо ответа она опять молча закивала. Я взял её за подбородок, поднял лицо кверху и внимательно его разглядел. По местным критериям девушку можно было назвать даже красивой. Единственное, что меня смущало, так это детский рост моей избранницы. Её макушка не доставала мне даже до плеча.
Подошедший сзади Серёжа сказал:
- Твои любовницы, командир, всё моложе и моложе. Ты так до детского сада доберёшься.
- Нет, Серёга, ты не прав. Я остановлюсь на школьницах.
Мой помощник в упор осмотрел девушку с ног до головы, обошёл её вокруг и с завистью сказал:
- Ты правильно сказал перед этим. Обезьянка.
Мы оба рассмеялись.
Я положил свою ладонь на шею девчушке и тихонько подтолкнул её. Она послушно встала передо мной.
- Завтра утром она полетит с нами, - объявил я внятно.
Я не хотел начинать завтрашнее утро с разбора скандала между моими пассажирами. Вьетнамцы с пониманием загалдели на своём языке. А студентка упала на колени и схватив в свои ладони кисть моей руки, принялась её целовать. Я осторожно поднял её на ноги и, глядя прямо ей в глаза, тихо сказал:
- У тебя ещё будет время меня поцеловать и не только в руку.
Не уверен, поняла ли она смысл моих слов, но в знак согласия затрясла головой так энергично, что я подумал: « Не отвалилась бы».

Весь оставшийся вечер и первую половину ночи мы провели с ней под противомоскитной сеткой, висящей над моей кроватью. А на утро я обнаружил её сидящей на земле недалеко от входной двери в гостиницу. Понимая, что мешать спать мне нельзя, она незаметно выскользнула из постели сразу же после того, как я уснул. Опасаясь быть неопознанной мной утром, девушка просидела остаток ночи у порога. Ну что ж, мы оба получили то, что хотели.
Я дождался Васильева и пошёл завтракать.
Поглощая рис с мясом я философствовал на тему Вьетнамской войны, делясь своими открытиями со штурманом.
- Вадик, ты знаешь за что американцы погибали во Вьетнаме пятнадцать лет назад?
- За идею, - жуя ответил Васильев.
- Хрен ты угадал, - парировал я. - За идею мы с тобой летаем. Понял?
- Почему? Я например летаю за деньги.
- Нашу зарплату деньгами назвать нельзя.
Рис был очень вкусным, но тема разговора казалась мне более привлекательной. Я отодвинул от себя тарелку, салфеткой вытер с губ жир неизвестного мне животного и продолжил:
- Я долго думал почему американские солдаты так самоотверженно сражались за правительство Южного Вьетнама. Какого черта им было это нужно? Понятное дело, когда сумасшедшие политики делают громкие заявления о борьбе демократии против коммунистической заразы во всем мире. В кулуарах они обсуждаю свой экономический интерес. Но вот что заставляло рядового Джона из Техаса или Майкла из Калифорнии бросаться с гранатой на пулемёт в тропических болотах, до меня ни как не доходило. Они ведь не родную Миссисипи защищали от кровожадных русских, а вонючую Меконг, несущую коричневую воду с отбросами Таиланда, Лаоса и Камбоджи.
- И что, дошло? – продолжая есть рис спросил Вадим.
- Сегодня ночью дошло. Они сражались за свободный секс. Меня просто осенило, что здесь можно безнаказанно и бесплатно спать с несовершеннолетними девочками или чужими жёнами, что проститутка здесь стоит не дороже пяти долларов. Предложить девушке переспать столь же безопасно как спросить сколько время.
- У нас тоже за это в тюрьму не посадят, - возразил штурман.
- В тюрьму не посадят. Это точно. Но каждая четвёртая залепит тебе пощёчину. Ещё две из четырёх обидятся и молча уйдут, или пошлют тебя подальше. И только одна даст тебе всё, что ты хочешь. А это, друг ты мой, всего двадцать пять процентов. Не велика вероятность. При этом первую половину ночи ты будешь слушать её рассказы о том, что она не такая, как ты мог о ней подумать. И что ты, тот исключительный мужчина, которому она не смогла отказать. Но даже при таком положении вещей мы должны считать себя счастливцами.
- Почему?
- Потому, что в штатах с этим делом просто кошмар. Там мужики бояться комплимент женщине сделать. Тамошние бабы чуть что, сразу в полицию звонят или своему адвокату. Они это называют сексуальный харазмент. Жуткое дело.
- А проститутки?
- За два доллара в минуту? Не каждый такую роскошь может себе позволить. Минималка - сто баксов в час. Много ты нагуляешь при таких ценах? Так что я после этой ночи с местной девчушкой понял, что за свободный секс кровушку пролить не жалко. Мы ведь им в шестьдесят первом отрубили публичный дом мирового значения, под названием Куба. Они от злости готовы были третью мировую войну развязать. А потом ещё и Вьетнам. Представляешь какие потери? Как же они нас должны ненавидеть за это. А на идеи им плевать Вадик. Вот и получается, что бабы на первом месте, а идеология на втором.
- Ну, у тебя и выводы. Доедай и пошли, - сказал штурман.
- Остыло всё. И времени уже мало осталось, - ответил я.
Мы подошли к самолёту. Наши пассажиры сидели на своих местах, правый лётчик уладил дела со старшим военного сектора Ханойского аэропорта и мы вылетели за грузом в Хайфон.

В аэропорту Кат Би портового города рулёжных дорожек не было вообще. Срулив с полосы мы оказались на маленьком пятачке асфальта перед обшарпанным зданием аэровокзала. На огромной английской букве «Н», нанесённой белой краской на чёрном битуме нас ждали два «Сто пятьдесят седьмых» ЗИЛа, груженных ящиками с кондиционерами.
Как только я вышел из самолёта ко мне подошёл старший лейтенант в тропической военно-морской форме. Синие шорты и рубашка с короткими рукавами делали его похожим на вожатого из пионерского лагеря "Артек". Он доложил, что ему приказано сопровождать десять тонн груза в Хошимин, и что вьетнамские грузчики почему-то задерживаются. Я дал команду бортовому технику организовать загрузку самолёта силами пассажиров, находящихся на борту.
- А мне говорили, что я один с ящиками полечу. Откуда пассажиры взялись? - поинтересовался старлей.
- Ещё один подобный вопрос и ты будешь загружать все эти десять тонн сам, - пресёк я его попытку сунуть нос не в своё дело.
- Извини, командир, я не подумал, прежде чем спросил, - смущённо ответил он.

Вернувшийся из метеорологического пункта штурман, с мрачным видом протянул мне графический прогноз погоды. Я посмотрел на документ и спросил:
- Ты запасной аэродром заказал?
- Да, заказал. Камрань. Но я не советую нам даже взлетать. К нашему прилёту в Хошимин над городом будет проходить тёплый фронт.
- Тут все фронты тёплые, - ответил я и улыбнулся своей шутке.
- Нет. Ты смотри внимательно, что обещают синоптики. Вот здесь, послушай, - он, взяв из моих рук прогноз погоды, и прочитал: - "Сильные ливневые осадки, ветер у земли тридцать метров в секунду, порывы до сорока, нижний край облачности сто метров, видимость в осадках двести метров. Возможны разряды молний", - закончил с ударением на последней фразе Вадим.
Затем он положил бюллетень погоды в свою рабочую папку, прищурил глаза и, не оставляя надежды всё же переубедить меня, спросил опять:
- Зачем рисковать? Давай отложим вылет на завтра. Вспомни московский экипаж, разбившийся в Пакистане. У них была, приблизительно, такая же погода.
- Я вспоминал о них, когда мы летели над тем местом, где они погибли. У нас с ними ситуация разная. Подумай, куда мы можем деть этих мелких жителей джунглей? Мы же с них взяли деньги за доставку в Хошимин.
- Отвезём назад в Ханой.
- А как мы им деньги вернём? Ведь начальник военного сектора ханойского аэропорта Смирнов ни за что не отдаст назад те двадцать пять процентов, которые он взял с нашего правого лётчика за свою подпись на полётном листе.
- Возьмём у кого-нибудь в долг. Потом, когда заработаем, отдадим назад.
- Предположим мы найдём деньги и вернём их пассажирам, но завтра весь Ханой будет говорить о нас как о плохих лётчиках. Ты ведь не объяснишь вьетнамцам, что означает тёплый тропический фронт для самолёта. Так что мы не можем ни вернуться назад, ни остаться в Хайфоне. Рубеж возврата пройден. Рубикон перейдён и мосты за нами сожжены. У нас теперь одна дорога только вперёд. И потом, у нас есть запасной аэродром, а у погибшего московского экипажа его не было. Если не сможем сесть в Хо Ши Мине, сядем на военно-воздушной базе Камрань. Там очень много русского женского персонала. Официантки, медсёстры, девочки из финансовой службы. Им наверняка уже "приелись" свои мужики. Вот мы свеженькие и подлетим. Ты что-нибудь, знаешь о Камрани?
- Нет, - всё ещё хмурясь, ответил Васильев.
- Тогда послушай, я тебе расскажу историю этой базы, пока эти "муравьи" перетаскают продукцию Бакинского завода кондиционеров.

Мы отошли от самолёта и уселись на траву в тени тропических деревьев у края асфальтированной стоянки самолётов. Удобно расположившись я начал свою лекцию:
- База Камрань была построена американцами в глубоководном заливе Кэм Ран Бей в середине 60-х годов и подходила Пентагону для осуществления бомбардировок территории, контролируемой вьетконговцами.
- Я знаю где находится база, - прервал мой рассказ штурман.- Ты мне лучше скажи зачем она им была нужна. Им что, палубной авиации базирующихся на авианосцах было мало?
- В период вьетнамской войны отсюда взлетали бомбардировщики Б-52. Это тебе не палубный штурмовик А-7 "Корсар-2". Разница и в бомбовой нагрузке, и в дальности полёта весьма существенная. Американцы придавали ей огромное значение. Сам президент США Линдон Джонсон посетил её сразу по окончанию строительства. На митинге, посвящённому этому торжественному событию, он заявил, что звездно-полосатый флаг будет реять над ней вечно.
- Я думаю, что те кто писал для него эту речь подставили его специально. Не мог политик такого класса не думать о возможности вывода своих войск из Вьетнама, - сказал Вадим.
Они сюда ещё вернуться. Вот увидишь.
Опять война?
- Нет, что ты. Второй раз на такие потери они не пойдут. Им будет проще платить за аренду базы, чем отвоёвывать её. Мы то здесь бесплатно находимся. В благодарность за помощь. Но любая благодарность имеет свою пределы. А американская финансовая мощь беспредельна. Как только наш контракт закончится они тут же предложат хорошие деньги. Нищие вьетнамцы вынуждены будут забыть о ковровых бомбардировках напалмом, о сотнях тысяч убитых и миллионах искалеченных. Так что Джонсон, в историческом плане, был прав. Их флаг будет развиваться над базой, правда только после того, как мы свернём свой. Ну и не забывай, когда он это говорил до конца войны было ещё очень далеко. Мирный договор был подписан только 27-го января 1973 года, а после этого ещё в течение двух лет северные вьетнамцы добивали южных. Так что ты слушай про базу, а о политике поговорим после возвращения на Родину, - я мысленно сравнил себя с нашим заместителем командира полка по политической подготовке. «Ох и люблю я себя бесценного. Быть мне не меньше, чем генералом.» - сравнение было не в пользу последнего, потому, что я знал о мировой политике гораздо больше нашего подполковника. Улыбнувшись дурацкой мысли я продолжил свою речь:
- Через несколько лет после открытия базы американцы стали проводить на ней первые опыты с дрессированными дельфинами, вооружёнными взрывчаткой и баллонами с парализующим газом для уничтожения кораблей и водолазов противника. Позднее их государственный департамент рассекретил данные, согласно которым с помощью обученных дельфинов было уничтожено до 60 боевых пловцов, пытавшихся взорвать корабли США, стоявшие на рейде.
- У нас в Крыму, под Севастополем, тоже дрессируют дельфинов. Только применять их не на ком, - вставил реплику штурман.
- Я слышал об этом. Но думаю масштабы наших исследований в этой области не идут ни в какие сравнения с тем, что делали здесь янки. Ведь несмотря на запрещение охоты на морских млекопитающих, конгресс США разрешил американским ВМС ежегодно отлавливать двадцать пять дельфинов и морских львов в целях национальной обороны.
- Валера, ты говорил, что супостаты убили около шестидесяти вьетнамских боевых пловцов, а сколько они всего вьетнамцев наколошматили? Ты нигде данных об этом не встречал?
- У нас нет, а здесь я говорил с одним местным офицером, так он мне сказал, что по официальным данным во время войны погибло около одного миллиона человек, а фактически больше трёх. Так вот, вернёмся к нашим баранам. После эвакуации американцев из Южного Вьетнама и окончания вьетнамской войны наше руководство очень надеялось, что Ханой отдаст базу в аренду нам.
- Зачем она нам? Ведь если хорошенько подумать, то нам и на своих базах жрать нечего. А тут, за тридевять земель, такую активность развели, - проворчал пессимистически настроенный Вадим.
- Хороший вопрос, только ты говори потише, а то мы с тобой очень быстро улетим отсюда и не в качестве членов экипажа, а как подозреваемые в антисоветской пропаганде. А база зачем нужна? Я тебе это могу объяснить. "Холодная война" ещё не закончилась. Помнишь, как говорил парторг на партийном собрании: "Мы в кольце врагов", а если серьёзно, то уж очень хочется, чтобы наш флот находился у берегов Вьетнама и этим изменил расстановку сил на Тихоокеанском театре. У США базы на Филиппинах, в Японии и Южной Корее. А у нас во Вьетнаме. Но братья-коммунисты не поспешили отблагодарить нас за поставки оружия и за наших лётчиков, которые сражались в небе над тропиками с "Фантомами". Вьетнамцы согласись передать нам Камрань только благодаря китайцам.
- Не понял. Почему китайцам?
- Ты помнишь в Камбодже правил Пол Пот?
- Тот, при котором железными палками половину населения страны поубивали? Помню.
- Дело в том, что когда он вьетнамцам надоел они дали ему под зад коленом. А он поддерживался китайцами. Пекинское руководство решило проучить своих южных соседей. Зимой семьдесят девятого китайская пехота рванула на Ханой. Вьетнамцы свою армию отвели на юг, а в бой пустили ополченцев. Им было почти что все равно. Всё мужское население прошло через войну. После двух месяцев окопной войны к конфликту подключились наши. Тихоокеанский флот направился в Жёлтое море, а Забайкальский военный округ вышел на позиции вдоль китайской границы. Связываться с нами китайцы не решились и отозвали свои войска из Вьетнама назад. В мае семьдесят девятого Вьетнам передал нам обе базы и морскую и военно-воздушную, в двадцатипятилетнее бесплатное пользование. Грех нам с тобой не побывать в таком месте. Заодно и искупаемся. Там, я слышал, вода замечательная
- Откуда ты всё это знаешь? - восхищённый моей эрудицией спросил штурман.
- Газету "Правда" иногда читать надо, Вадим Михайлович. А ты всё время журнал "Плейбой" листаешь.
- Так, может сразу туда и полетим? - спросил он.
- Нет. Сначала попытаемся высадить пассажиров и выбросить ящики в Хошимине.
- Ну, смотри. Ты командир, тебе видней.
К нам подошёл бортовой техник. Он протянул мне пачку розовых банкнот с лицом доброго дедушки Хо Ши Мина.
- Что это? - спросил я Геннадия, пряча деньги в карман комбинезона.
- Донги, - ответил Рыбников.
- Я вижу, что не доллары. Откуда такая сумма? – я насупился.
- Пока наши пассажиры перетаскали двести кондиционеров. Я слил двести литров керосина из подфюзеляжного бака и продал его водителям ЗИЛов. У них и бочка была с собой. Они сказали, что возили её на всякий случай.
- Хвалю за находчивость. Груз закрепил? – от сердца отлегло. Недостачу такого количества керосина мы всегда могли списать на встречный ветер.
- Да. Ящики зашвартованы и пассажиры на местах.
- Тогда вперёд! За орденами!